Том 4. Стихотворения 1930-1940 - Страница 41

Замутит и очернит:!
Вот с чего-де началося,
Вот как дело-то велося…
Очернили, глядь, кругом:
Благодетель стал врагом!»
Поп не зря словами брякал.
Выпивал рюмашку, крякал:
«Ах, злодейка, хороша!» –
И умильно, не спеша,
Дань отдав делам утробным,
Речь сводил к делам… загробным:
«Вот… Живешь так, пьешь да ешь.
Наживешь под старость плешь…
Суетишься, дни торопишь,
Денег, скажем так, накопишь,
Только жить бы от плодов
Изнурительных трудов,
Глядь, приходит смерть без спросу,
Над тобой заносит косу:
– Представляй на божий суд
Всех грехов твоих сосуд! –
А грехи у нас какие?
Треволнения мирские
И погоня за грошом,
За излишним барышом, –
Но на том, однако, свете
В каждой прибыльной монете –
Брал греша аль не греша? –
Отдает ответ душа.
Кто ж в тот час ей даст подмогу.
Вознесет молитвы к богу,
Чтоб снялась с нее вина?
Церковь божья лишь одна!
Пред владыкою всесильным
С воскурением кадильным
Всходит в райское жилье
Глас молитвенный ее:
– Сжалься, боже, над рабою,
Предстоящей пред тобою,
Ты бо праведен еси,
Отпусти ей в небеси
Всех ее проступков меру
За раскаянье и веру,
За ее предсмертный вклад
В мой церковный вертоград
Для молитвенных прошений
О прощенье прегрешений! –
Да… Достигши наших лет,
Позаботиться нам след
О семействе, – как иначе? –
О душе своей тем паче.
Забывать нельзя семьи:
Дети кровные, свои…
Но при часе при конечном
Вспомнить надо и о вечном,
О загробном житии.
Понял, раб господень?»
«Понял».
«О душе-то… порадей!»
«Ох-ох-ох! – кряхтел Авдей. –
Страшно слушать. Инда пронял
Уж меня смертельный пот
От святых твоих забот.
Х-хо!.. Молодки! Глаша, Катя!
Тут меня отпел уж батя,
Отпустил мне все грехи!»
Ухмыльнулись две снохи,
Принахмурились два сына.
Знать, была тому причина.
Люди врали, кто о чем.
Был слушок, что старичина,
На сынков смотря сычом,
Был заядлым… снохачом.
Люди брали на примету,
Что дралися бабы в кровь,
Что невесток – ту и эту –
Ненавидела свекровь,
Что в семействе образцовом
В поведении отцовом
Крылась некая грязца,
И два сына – были толки –
Чай, не попусту, как волки,
Озирались на отца,
Озиралися с опаской, –
Их отец своею лаской
Тож не очень-то дарил;
И работою морил,
И грозился: «Знаю, черти,
Ждете лишь отцовской смерти,
Чтоб в сундук его залезть:
Сколько денежек в нем есть?
Не случилось бы промашки.
Деньги все-таки… бумажки…
Понимает их не всяк…
Можно с ними так и сяк…»

Глянешь так на человека,
Жить ему б, кажись, два века:
Прямо дуб! Высок, грудаст.
Но… живет сто лет калека,
Дуб же крякнет вдруг и – сдаст,
Лист осыплется зеленый.
И – сухой и оголенный –
Дуб стоит, как мертвый пень.
Так Авдей: смотрел весь день
За хозяйством, как обычно,
Отдавал приказы зычно,
Выслал к вечеру обоз –
Все семейство – на покос;
Стало тихо: все живое –
Он да внучка, в доме – двое.
Ночь прошла, и поутру,
Словно призрак, по двору
Дед Авдей бродил, шатался,
Часто за сердце хватался,
Крикнул внучку: «Слышь, малец,
Собирай скорей дровец».
Взяв дрова, прогнал Марфушку:
«Не входи теперь в избушку.
Слышь? Пока не позову!»
Вскипятил в воде траву.
Весь водою той обмылся,
В сундуке в углу порылся,
Обрядился – чист и бел,
Лапти новые надел.
Долго – с приступом икотки –
Наворачивал обмотки
И, разгладив их рукой,
Молвил: «Умник никакой
Не раскусит этой штуки!»
И к иконам головой
Лег на лавку чуть живой,
Образочек взявши в руки, –
«Пусть теперь хоронят, суки!»
Ввечеру, когда гуртом
Вся семья вернулась с поля,
Стало ясно: божья воля!
Дед Авдей с раскрытым ртом,
Снарядившись сам к отправке
В невозвратный, смертный путь,
С образком, прикрывшим грудь,
Мертвецом лежал на лавке.
В поле страдная пора,
Каждый день за год в ответе,
Так покойник со двора
Был утащен на рассвете,
А к полудню – летний быт –
Был отпет он и зарыт.
Вот и все. Одначе в поле
Сыновей Авдея боле
Не видали в эти дни:
Дома шарили они
В каждой дырке, в каждой щелке,
И за печкой, и на полке,
Перерыли все углы,
Разломали все полы,
Весь чердак разворошили,
Весь амбар распотрошили,
Двор изрыли, огород,
Взбудоражили народ.
«Во, гляди, как братья рыщут,
Денег всё отцовских ищут».
«Ищут. Тятька – вот беда! –
Деньги скрыл невесть куда!»
День искали, два искали,
Дом на части растаскали,
Разорив родимый кров,
Два братана – Клим и Пров, –
Под конец, без долгой речи,
Ухватили мать за плечи:
«Стерьва! Место укажи,
А не то… возьмем в ножи!»
Мать и так, и сяк, и этак
Урезонивала деток,
Разоравшихся орал:
«Знаю вашего не боле…
Я была ведь с вами в поле,
Как отец-то помирал.
На меня за что поруха?»
«Врешь ты, подлая старуха!»
«Говори, где клад, змея!»
Озверели сыновья,
Смертным бьют старуху боем.
Бабка воет диким воем,
Упираясь на своем:
Ничего ей неизвестно.
«Вспомни, мать!»
«Открой нам честно,
Деньги где, не то – убьем!»