Том 4. Стихотворения 1930-1940 - Страница 53

Судила так она ль одна?
Такие были времена.
Мать нам желала лучшей доли,
А долей что звалось? Не то ли,
Как за чужой кормиться счет?
Кто был богат? Кому почет?
Тем, что, держась былой морали,
Живых и мертвых обирали.
Но материнская мечта
Мечтой осталась. А на деле
Жизнь оказалася не та.
Окончив школу еле-еле,
Мы, двое братьев, мелкота,
Узнали, как горят на теле
Следы хозяйского кнута.
В своем хозяйстве неустройка, –
Не всем удача на веку,
Не ходит счастье к бедняку, –
Отец и я с братишкой – тройка –
Пошли в неволю к кулаку.
«Пойдем к тому, кто побогаче, –
Сказал отец, – нельзя иначе.
Кому висеть уж на суку,
Тот, не сорваться чтобы с петли.
Гляди, сука покрепче нет ли!»
Кулак же, Савин, был таков,
Кулак средь прочих кулаков:
Навалит он работы вволю,
Из нас последний выжмет сок,
Все ж у него на нашу долю
Побольше выпадет кусок.
Но нам все время выпадало
За труд наш каторжный так мало,
Что дома та ж была нужда.
– А десять ртов насытить просто ль? –
Так все мы черствым хлебом вдосталь
Не наедались никогда.
Да, жили мы в те дни отпето.
На девятнадцатом году
Советской власти вспомню это
И сам руками разведу:
Как жили мы в таком аду?!
То, что случилось с бедным людом,
Когда пришел советский строй,
Мне представляется порой
Непостижимо-чудным чудом.

Отец мой жив, и мать жива.
Но жизнь – совсем другая бирка.
Вы посмотрели б, какова
У них колхозная квартирка!
Они уже девятый год
Вовсю работают в колхозе.
Корова есть, свинья, приплод,
Хороший сад и огород.
Одеты, сыты, есть доход.
Не пляшут босо на морозе.
Я помню мать, ее глаза
И крик, что ей не сыновья мы,
Когда мы с братом образа
Таскали в мусорные ямы.
А через семь годков она ж
- В году… в тридцатом, помню точно, –
Вошла в такой безбожный раж,
Так фронт безбожный сбила прочно-,
Что поп, облапив попадью,
Забрал пожитки и – адью,
К чертям куда-то смылся срочно.

Брат, Николай, в селе родном
При эм-те-эсе агроном.
Иван, учиться став ретиво,
Был политграмотным на диво,
Парторга в нем имел колхоз,
Как говорится, первый номер, –
В колхозе было много слез,
Когда его не стало. (Помер.
Его свалил туберкулез.)

Брат, Константин, был в Красном Флоте,
Способный. Младший командир.
Теперь, пока не сорван мир,
В колхозе – в тракторной работе.
Я сам уже пятнадцать лет
Держу пред родиной ответ:
Быв комсомольцем поначалу,
Пришел к партийному причалу,
Несу, как знамя, партбилет, –
Партсекретарь уже три года
Одной из воинских частей,
Стоящих там, где ждет невзгода
Всех, в край наш ищущих прохода.
Лихих, непрошенных гостей.

Скажу о сестрах. Харитина
Была безграмотна, темна.
Теперь – не та совсем картина, –
На честь ударница она,
А книжку тащит даже в поле.
Елена – детработник в школе,
С утра до ночи занята.
А Надя – учится. И та
И эта – обе в комсомоле.
Сестра четвертая – о ней,
О чудесах ее бригады
Рассказ бы вышел подлинней.
Как мы, родные, были рады,
Что удостоилась она
(Об этом знает вся страна)
Великой чести и награды.
Брат, Константин, кричал «ура».
Когда прославилась сестра,
И, не держа порыва в тайне,
Сестру на честный вызвал «бой»:
«Я соревнуюся с тобой
На тракторе иль на комбайне!»

Вот где веселое житье!
Да… о сестре любимой нашей
Я упустил сказать: ее
Зовут – Ангелиною Пашей.

В защиту басни

(О попытке, устранить басню с боевого литературно-революционного фронта)

...

В конце тридцатых годов XIX века, когда одряхлевший баснописец Крылов простился с литературой, развитие басни прекратилось… Историческая роль басни, как самоценного жанра, была выполнена.

Белогвардейщина горланит часто «SOS»!
Что мы, покончивши с Россией богомольной,
Культурно-де пошли дорогою окольной.
Ну, это, знаете ль, белейшие, вопрос!
У нас от стариков до молодежи школьной
– Так общий уровень культурный наш возрос
Не зря же Пушкина читают все взасос,
И том Некрасова стал книгою настольной.
Нет, наш культурный рост с минувшим несравни
Давно уже свое изживши малолетство,
Мы ценим, любим и храним
Свое культурное наследство.

Намедни, получив крыловских басен том
С тремя статейками критического клана,
Я задержал свое внимание на том,
Что выперло в словах какого-то Коплана.
Еще под маркою двуглавого орла
Писались в книжицах такие утвержденья,
Что «басня, собственно, с Крыловым умерла
И форме басенной не ждать уж возрожденья, –
Не говорит она ни сердцу, ни уму».
– Мир праху твоему! –
Коплан на басню ставит «вето».
Не нужно нам оружье это!
Позвольте, как же так, я сразу не пойму.
Спросить партийного любого старожила:
В двенадцатом году – в маневренном бою –
Когда опасность нас повсюду сторожила,
Была нам басня впрок и службу нам свою
С немалой честью сослужила!
Но у Коплана некий шок
Иль дооктябрьский склад и мозга и кишок:
О баснях «правдинских» сей критик ни словечка.